В конце августа 2012 года на границе России и Грузии было снова неспокойно. Однако на этот раз в фокус внимания попало не абхазское или югоосетинское, а дагестанское направление. Столкновение между спецназом МВД Грузии и группой боевиков привлекло серьезное внимание экспертов и журналистов. Не будет преувеличением сказать, что в самой Грузии после «панкисской истории» конца 1990-х - начала 2000-х годов северокавказская тема никогда не была столь горячо обсуждаемой.
На сегодняшний день полную картину того, что произошло в Лопотском ущелье в августе 2012 года восстановить практически невозможно в виду явного дефицита информации. Обсуждаются разные версии случившегося, начиная от провокации российских спецслужб, создавших «ложные джамааты» и использовавших дагестанский участок границы для ослабления Грузии, и заканчивая предположениями о готовности Тбилиси поддерживать исламистов в их войне с Россией. Однако при всей непохожести данных выводов их объединяет одно - уверенность в том, что в российско-грузинских отношениях никакие другие посторонние игроки не играют самостоятельной роли. Максимум, они отрабатывают чьи-то проекты, неважно какие российские или грузинские. Между тем, такое предположение видится крайним упрощенчеством. История последних двух десятилетий полна случаями, когда третьи силы вмешивались в отношения Москвы и Тбилиси, меняя и запутывая геополитические расклады на Большом Кавказе. Так было во время грузино-абхазской войны, когда добровольцы Конфедерации горских народов Кавказа де-факто стали особым игроком и смогли склонить чашу весов в сторону Сухуми. В середине-конце 1990-х годов Тбилиси, напротив, пытался выстроить свою линию отношений с непризнанной Чеченской Республикой Ичкерия, открыв ее представительство в грузинской столице и предоставив трибуны для ее лидеров. После 2008 года снова Северный Кавказ превратился в поле борьбы, ибо политическая травма от поражения в «пятидневной войне» заставила Грузию искать слабые места у России и координировать с различными националистическими движениями (кстати, не только черкесскими, но и татарскими, например). Очень часто за два десятилетия после распада СССР одни и те же лица могли выступать то союзниками, то противниками Москвы или Тбилиси. Так ветераны грузино-абхазской войны, воевавшие на стороне Абхазии Руслан Кешев или Ибрагим Яганов сегодня желанные гости в Грузии, а также активные сторонники решения грузинского парламента о признании «геноцида черкесов» в Российской империи. Вспомним, как в 1992-1993 гг. чеченские добровольцы сражались на абхазской стороне, а осенью 2001 года их полевые командиры вместе с представителями силовых структур Грузии совершали рейд по Кодорскому ущелью уже с совсем другими целями и задачами.
И хотя цели менялись, одно оставалось неизменным. Многие области российско-грузинского пограничья в реальности не находились под реальным и эффективным государственным контролем. И со стороны Тбилиси, и со стороны Москвы. И третьи силы этим активно пользовались. И продолжают делать это сегодня. И если в начале 1990-х годов на первом плане были националисты и сепаратисты, то сейчас «первую скрипку» играют исламисты. Ведение войны с Россией не мешает им рассматривать Грузию или Азербайджан в качестве потенциальных противников. В одном из своих видео-обращений Умаров констатировал: «Не думаю, что есть необходимость проводить границы Кавказского эмирата. Во-первых, потому что Кавказ оккупирован неверными и вероотступниками и является Дар аль-харб, территорией войны, и наша ближайшая задача состоит в том, чтобы сделать Кавказ Дар-аль-Исламом, утвердив шариат на его земле и изгнав неверных. Во-вторых, после изгнания неверных мы должны вернуть себе все исторические земли мусульман, и эти границы находятся за пределами границ Кавказа». Неслучайно поэтому в составе т.н. «Вилаята Дагестан» (самой мощной структуры северокавказских джихадистов) есть «азербайджанский джамаат». И появление грузинского - это вопрос времени. При этом не только РФ, но и западный мир (на который так безоговорочно ориентируется Грузия) для «Имарата Кавказ» представляется угрозой и враждебной силой. Для понимания этого достаточно ознакомиться с оценками северокавказских исламистов относительно ситуации в Афганистане, Ираке, на Ближнем Востоке в целом. «Сегодня в Афганистане, Ираке, Сомали, Палестине сражаются наши братья. Все, кто напал на мусульман, где бы они ни находились, — наши враги, общие. Наш враг — не только Россия, но и Америка, Англия, Израиль, все, кто ведут войну против Ислама и мусульман» - так оценивает современную «картинку мира» лидер «Имарата». Не зря, поэтому Госдеп США внес в свои «черные списки» террористов и Доку Умарова, и «Имарат Кавказ» в целом.
Что же касается передвижений исламистов по грузино-российскому фронтиру, то как бы ни тяжело это было признать и Москве, и Тбилиси, но он недостаточно хорошо контролируется государственной властью с обеих сторон. И поэтому все разговоры о «руках» с той и с другой стороны выглядят в большей степени, как спекуляция. Исламисты вполне могут обойтись и без направляющих рук. Наверное, «имаратчики» могут чисто теоретически рассматривать такую опцию, как «ситуативный союз» с Грузией против Москвы. Но стратегического партнерства здесь не может быть по определению. Между тем, сам российско-грузинский фронтир - удачная почва для наращивания политической и террористической деятельности радикалов. На сегодняшний день слово «фронтир» не имеет адекватного перевода на русский язык. Своеобразной «калькой» этого понятия выступает «граница». Однако «фронтир», как научная категория не тождественен государственной границе («border») или идеально воображаемой границе («boundary»). Фронтир - это зона межкультурного взаимодействия вне четко установленных и признанных государственных границ. Это - граница различных идентичностей, на которой происходит их взаимодействие в форме конфликта или диалога. Первоначально в Испании средневекового периода слово "frontera" обозначало постоянно меняющуюся зону военных действий между христианами и маврами. По словам современного американского исследователя Л.Томпсона, фронтир – «это пространство, где происходит взаимопроникновение между обществами. Он состоит из трех компонентов: территориальный элемент, зона или территория в отличие от четких линейных границ, человеческий элемент, первоначально состоявший из отдельных и совершенно разных обществ, и элемент процесса, в котором отношения между людьми начинаются, развиваются и принимают стабильную форму. Фронтир открывается в момент первого контакта между представителями обществ и закрывается, когда единая власть устанавливает политическое и экономическое господство над ними». Сегодня и Москва, и Тбилиси далеки от того, чтобы контролировать дагестанский участок границы с двух сторон. И со стороны Цумадинского и Цунтинского района РФ, и со стороны нескольких муниципалитетов грузинской Кахетии (Ахмета, Лагодехи, Кварели).
Сегодня Россию и Грузию разделяют антагонистические противоречия. Однако угроза исламизма и использование двусторонних противоречий радикалами, террористами и диверсантами для исключительно собственной выгоды может парадоксальным образом сблизить две страны. Не сразу, не сегодня и не по всем вопросам. Понятное дело, единства позиций по Абхазии и Южной Осетии в ближайшей перспективе невозможно ожидать. Но поиск ответа на общий вызов исламистских радикалов - много более действенное средство, чем совместные конференции в стиле тостов, разговоры про «многовековые культурные связи», «дружбу народов поверх властей» и прочие популистские идеи. Имеющиеся антагонизмы могут взять верх. Но перед тем как отрезать себе путь к возможной кооперации, было бы неплохо еще раз взвесить все возможные издержки и приобретения.
Автор - Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон
МНЕНИЕ: Сергей Маркедонов "Российско-грузинский фронтир"
МНЕНИЕ: Сергей Маркедонов "Российско-грузинский фронтир"
