26 августа 2012 года отмечалась четырехлетняя годовщина признания Россией государственной независимости Абхазии и Южной Осетии. В Сухуми и в Цхинвали это событие рассматривается едва ли не как главный праздник, а в Тбилиси, как печальная дата, свидетельство национального поражения и иностранной оккупации.
Недостатка в комментариях по поводу решения Кремля нарушить «беловежский статус-кво» не наблюдалось. Однако в большинстве случаев преобладала оценочная тональность. Одни комментаторы рассматривали тот шаг Москвы, как проявление государственной мудрости, а другие, как демонстрацию имперских подходов, внешнеполитического коварства и стратегической ошибочности. При этом собственная динамика непризнанных республик и сам этот феномен не получил достаточного рассмотрения. Складывалось впечатление, что не будь указа Дмитрия Медведева от 26 мая 2008 года, не было бы и самого феномена де-факто государственности.
Между тем, данная проблема зародилась задолго до «пятидневной войны». Двадцать лет назад в декабре 1991 г. распался Советский Союз. Это событие привело не только к образованию пятнадцати независимых государств, каждое из которых за это время прошло сложный путь политического строительства и международной легитимации. Некоторые из них всего за два десятилетия сумели пройти путь от советских республик до стран-членов НАТО и ЕС (балтийские государства), а некоторые с большим трудом избежали превращения в «failed states» (Таджикистан, Киргизия). Но одним из важнейших последствий распада Советского Союза стало появление образований, которые также заявили о своем суверенитете и даже смогли отстоять его в ходе вооруженных противостояний с бывшими советскими республиками, но при этом не получили международного признания или были признаны ограниченным количеством государств-членов ООН. Таковыми являются Абхазия, Южная Осетия, Нагорно-Карабахская Республика и Приднестровская Молдавская Республика. Помимо этого, в 90-е гг. XX века было предпринято несколько неудачных попыток провозглашения независимости, ее вооруженной защиты и внутренней институционализации. Самый яркий пример - это Чеченская Республика Ичкерия на Северном Кавказе.
Непризнанные или де-факто государственные образования, возникшие в результате распада СССР, оказались зарифмованы с этнополитическими противоборствами. В 1992 году в зонах грузино-осетинского и молдавско-приднестровского конфликтов было достигнуто прекращение огня. В 1994 году это удалось сделать в Абхазии и в Нагорном Карабахе, а в 1996 году - в Чечне. Однако наступивший затем период статус-кво принес прекращение масштабных военных столкновений (хотя нарушения режима прекращения огня и отдельные эксцессы продолжались), но не политическое решение. Конфликты, равно как и статус непризнанных образований, были «заморожены». В каких-то случаях это определялось военно-политическим балансом сил (Нагорный Карабах), в других ситуациях силовые аспекты дополнялись социально-психологическими и правовыми резонами (Чечня с ее «отложенным статусом» на 5 лет). Однако «заморозка» не могла быть долговременной, поскольку в изменении сложившегося баланса сил были заинтересованы стороны, считавшие себя проигравшими. Стремление изменить статус-кво нарастало по мере того, как желающие реванша накапливали необходимые ресурсы.
Сразу отметим: такое наращивание ресурсов и сегодня достигнуто далеко не всеми. В самом худшем положении здесь Грузия и чуть в лучшем - Азербайджан. Периодически попытки изменить «замороженное состояние» предпринимали Россия в 1999-2000 гг. в Чечне, Грузия в 1998 и в 2001 гг. в Абхазии, в 2004 и 2008 г. в Южной Осетии. Азербайджан в отличие от Москвы и Тбилиси сосредоточил свое внимание на изменении дипломатических форматов мирного урегулирования и добился в этом неплохих результатов, если считать таковым перевод карабахского урегулирования в формат переговоров Ереван-Баку без Степанакерта. Между тем за это время, по справедливому замечанию российского политолога Дмитрия Тренина, «непризнанные республики реально приобрели все атрибуты государственности - от конституций и кабинетов министров до полиции и вооруженных сил».
В августе 2008 года не произошло де-факто отделения Абхазии и Южной Осетии от Грузии (это случилось гораздо раньше). С признанием независимости Абхазии и Южной Осетии Россией был создан прецедент пересмотра советских межреспубликанских границ как межгосударственных. После этого на территории бывшего СССР появились «частично признанные государства», то есть образования, которые не являются членами ООН, но в то же самое время признаются как независимые государства некоторыми членами Организации Объединенных Наций. Однако остаются еще два непризнанных государства - Нагорный Карабах и Приднестровье. Сами конфликты (включая и те случаи, где обеспечено частичное признание) не разрешены политически. Все это не может не вызывать беспокойства у мирового сообщества, так как недостаточная вовлеченность в него образований с непонятным статусом потенциально грозит превращением их в очаги нестабильности и открытых конфликтов.
26 августа 2008 года - в день, когда президент РФ Дмитрий Медведев подписал указ о признании независимости двух бывших грузинских автономий - постсоветское пространство стало другим. Беловежские принципы, то есть признание границ между союзными республиками как границ между новыми государствами, более не действуют как универсальное правило. И в какой точке процесс самоопределения остановится, пока не ясно. Практически все республики бывшего СССР имеют свои сепаратистские «скелеты в шкафу»: Крым в Украине, Северный Казахстан, населенный узбеками юг Кыргызстана. Распад любого государства происходит в первую очередь не из-за внешнего воздействия, а в силу внутренних причин. Предрекать в этой связи распад России (из-за Северного Кавказа) или Украины (из-за Крыма или Донбасса) необоснованно. Однако, признавая независимость двух непризнанных республик, Москва пошла на определенные риски. Сегодня этнический сепаратизм на Северном Кавказе переживает спад, гораздо более серьезной угрозой является исламский радикализм, который чрезвычайно разнороден по идейно-политическим, социальным и даже экономическим параметрам. Вместе с тем, непростая социально-экономическая ситуация и отсутствие адекватной стратегии управления северокавказским регионом потенциально создают определенные угрозы регионам российского Юга.
Таким образом, процесс этнического самоопределения, запущенный с распадом СССР, не закончился. До урегулирования этнополитических конфликтов на территории бывшего Советского Союза и признания новых границ легитимными, его распад как исторический процесс невозможно считать окончательно завершенным. Между тем без завершения этого процесса невозможно говорить о состоявшейся государственности постсоветских стран, их реальной независимости и их переходе к демократии.
В этой связи адекватное понимание природы и особенностей де-факто государств постсоветского пространства представляется актуальной задачей в силу нескольких причин как академического, так и прикладного характера. Проблемам непризнанных или де-факто государств посвящено немало монографий и статей. Однако практически для всех исследований по данной теме характерен «геополитический детерминизм». Социально-политическая ситуация в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье и Нагорном Карабахе анализируется прежде всего в контексте геополитической конкуренции России и США, России и Европейского Союза, России и НАТО. Внутренняя динамика в непризнанных образованиях, государственное строительство и формирование идентичности в них остается вне поля зрения экспертов. По справедливому замечанию британского политолога Лоренса Броерса, ситуация в этих образованиях долгие годы рассматривалась на Западе всего лишь как следствие этнополитических конфликтов начала 1990-х гг. В результате, де-факто государства «редко рассматриваются Западом через призму понятий переходного периода и демократизации, которая применяется по отношению к государствам де-юре. Вместо того чтобы видеть в этих образованиях самостоятельную политическую среду, де-факто государства воспринимаются только в контексте их взаимодействия с внешними игроками и мирными процессами» .
Отсюда и принятые в европейской и американской политологической литературе термины для обозначения постсоветских непризнанных/частично признанных республик: «breakaway republics», «separatist states» или «quasi-states», т.е. «отошедшие республики», «сепаратистские государства» или «квазигосударства». Таким образом, имманентно предполагается, что «отошедшие» республики в перспективе могут «вернуться», а квазигосударственность будет конвертирована в «настоящую». При этом такое возвращение рассматривается как разрешение этнополитического конфликта. Фактически восстановление территориальной целостности Грузии, Азербайджана и Молдовы отождествляется с отказом Абхазии, Южной Осетии, Нагорного Карабаха и Приднестровья от «квазигосударственности». Следствием подобного подхода стало рассмотрение всех внутриполитических процессов в де-факто республиках как явлений «временных», «ненастоящих», которые будут ликвидированы в тот самый момент, когда ныне существующий статус-кво будет нарушен, а статус «спорных земель», напротив, будет определен. Между тем, по словам видного исследователя феномена непризнанной государственности Кимитаки Мацузато, именно здесь «находится самая фундаментальная основа политологии, поскольку она является наукой о том, что такое государство».
«Ни одна страна не уступает по доброй воле свою национальную территорию; это относится и к Приднестровью», - справедливо замечает молдавский журналист и политолог Вал Бутнару . Его формулу можно с не меньшим основанием применить и к Южной Осетии, Абхазии, Нагорному Карабаха, Косово, Турецкой Республике Северного Кипра. К ней можно также добавить, что и национальная идентичность - та ценность, с которой «непризнанные граждане» не готовы расстаться. Следовательно, проблема непризнанных государств сегодня выходит за пределы анализа отдельных этнополитических конфликтов или казусов сепаратизма. Она становится важной частью более широкой комплексной проблемы государственного и национального строительства. В условиях формирования новой системы международных отношений и миропорядка, который только создается на руинах ялтинско-потсдамского мира. И без принятия в расчет самостоятельной мотивации де-факто государств (речь, конечно же не идет об их форсированном признании) продвижения к миру в остывших «горячих точках» бывшего СССР на практике невозможно.
Автор - Сергей Маркедонов (приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, США)
